Freedom, Equality, Creativity.
Original. Человек, путешествующий через горы. Заночевать в заброшенной башне. Холодный оранжевый закат, молчаливые горы, полное одиночество. “Это мёртвый город. Кого я здесь увижу, когда сядет солнце?”
-
-
29.11.2011 в 20:22514
…Не то чтобы у него уже не было сил идти, но приближался вечер, а в горах темнота наступает слишком быстро. Буквально за секунду: обернешься, оглядишься, а когда вновь посмотришь вперед, то уже не увидишь дороги. Он сделал еще шаг и замер на краю неглубокой расщелины.
- Откуда?..
Он привык к одиночеству, он привык разговаривать сам с собой, потому что иначе сошел бы с ума. Или прошлое бы настигло его. Оно и погнало его в горы, а мужчина безропотно подчинился. Он не знал, куда идет, он просто путешествовал в горах, где его вечным спутников стало лишь эхо собственного голоса. А сейчас, стоя на краю, он со слабым удивлением смотрел на руины. Когда-то, вероятно, здесь был город. Сейчас – только развалины, в которых гулял ветер, и его песня была больше похожа на похоронную. Мужчина оглянулся, чуть прищурившись, посмотрел на заходящее оранжево-красное солнце, и молча направился к высокой башне.
…Пламя разведенного костра плясало в его глазах, и мужчина, сильнее кутаясь в полушубок, сидел, привалившись к стене. Пламя плясало, а он видел свою красавицу-жену, танцующую на лугу. Ее рыжее платье мелькало, ее светло-рыжие волосы казались огнем, она смеялась и что-то счастливо кричала, протягивая руки к небу. Она всегда смеялась, ему, детям… А потом смех исчез, и они остались втроем.
…За стенами башни взвыл ветер, запев новую песню, сменив мотив на более печальный, если такое было возможно. Мужчина щурился, слушая его песни, он чуть прикрыл глаза, и треск костра напоминал ему об улыбке дочери. Его девочка, его золотце, его кровь – она улыбалась. Она любила мед, она была лучиком солнца, она была яркой и хрупкой. И разбилась, как хрустальный стакан, столь любимый женой. Девочку унесли волки, девочку унесло одиночество, и поэтому она ушла в лес. Волки приняли жертву, крестьяне их поселка порадовались, что хищники ушли, а он… а он перебил половину жителей и ушел с сыном поближе к горам. Сын… Его мальчик. Его кровинушка, его…
Ветер ударил снегом в треснувшее стекло, горы словно задрожали. Рыжий закат, рыжее пламя… Мужчина потер глаза, шатаясь, поднялся и вышел на улицу. Перед ним лежали безмолвные камни. А когда-то здесь танцевали…
- …и смеялись, и играли дети, и любили женщины, и мужчины ходили на охоту… - монотонно бормотал странник, чуть пошатываясь под порывами ветра и словно не замечая, как снег бьет по лицу. – И играли, и любили, дети, дочери и сыновья, и жены, и пламя горело, и было тепло… И никого не осталось, только камни, только молчащие камни, только холод и песни холодного ветра… И, - он запрокинул голову к едва видному небу и хрипло рассмеялся, - даже зверей нет, а эхо отныне – лучший собеседник…Мой мертвый город, скажи мне, кого я увижу, когда сядет солнце?..
Ветер кинул в лицо мелкое крошево, больно резанул по глазам, и мужчина снова пошатнулся. Едва переставляя ноги, он вернулся в башню, плотно закрыл за собой дверь и снова сел у огня, все так же кутаясь в полушубок и прижимаясь к холодной стене. Солнце гасло, почти потух голодный костер, а мужчина не сводил с него глаз. И когда наступила темнота, эхо перестало быть его единственным спутником. Ведь из темноты послышалось такое привычное обращение:
- Любимый, мы ждем тебя по ту сторону гор…