Freedom, Equality, Creativity.
Ф. Пулман “Янтарный телескоп”. Уилл/Лира. Разговоры ночью перед расставанием. Ощущение от того, что уже повзрослели.
665 слов без эпиграфа.
Или, может, мы - случайные жертвы
Стихийных порывов?..
Flёur «Русская рулетка»
Ночь – это часы, составленные из минут; минуты – это секунды, в каждой секунде есть множество бесконечно малых долей… Это всё, что Лира знает об отпущенном им времени, да большего и не нужно.
Ночь пахнет солёной свежестью моря, ощущается на коже теплом шального песка дюн, тишиной обнимает за плечи. Целая ночь, когда и беспроглядно огромное небо, и мелодичный плеск волн - всё принадлежит им и только им, и сами они принадлежат лишь друг другу, а не своему долгу перед плеядой миров.
«Целая ночь – это много или мало?» - спрашивает Лира у себя, закрыв глаза и прижавшись к Уиллу. Все слёзы уже выплаканы, дикий и гневный крик больше не рвёт грудь, а в сердце теснится только спокойная, бесконечно печальная ясность. Верно, нечто подобное должны испытывать люди, жаждущие встречи и запертые по разные стороны тонкой, но неизмеримо крепкой стеклянной стены – рядом, но не близко, и руки изломаны, но боли больше нет, есть только смирение и принятие сурового рока, который не знает жалости.
Они цеплялись за последнюю возможность остаться вместе, лихорадочно вспоминали и придумывали – дети, максималисты, верящие в то, что могут найти лазейку, которая смогла бы помочь им преодолеть жестокие законы мироздания…
Уже не дети? Значит ли это, что они уже повзрослели?
-Мы должны жить в своих мирах… - говорит Уилл хрипло и тихо, гладя Лиру по русым волосам, вдыхая её запах, запоминая его навсегда. Это полная тоски констатация истины, которую они уже успели познать, и вкус этой истины совсем не похож на вкус плода, которым Белаква угощала его под сенью золотисто-серебряных деревьев; он горький как хина.
-Я знаю, но это так больно… Почему мы, Уилл? – спрашивает Лира, открыв глаза и смотря на возлюбленного.
Но ответа нет ни у кого – ни у неё, ни у него, ни у Пана и Кирджавы, ненадолго поднявшихся вслед за Ксафанией в бархатную синь небес.
-Я не верю, что завтра всё закончится, - продолжает она, когда молчание становится невыносимым, и дрожит – но не от холода, потому что ночь на удивление тепла. Это короткое, ёмкое слово, «завтра», поделит жизнь на прошлое и будущее – на два мира, которые никогда не пересекутся, между которыми не будет дороги, между которыми нельзя будет прорезать окно чудесным ножом, потому что и самого ножа уже больше не будет, - Я хочу быть с тобой всегда, целовать тебя, засыпать и просыпаться вместе с тобой, но всё, что мне остаётся – лишь вспоминать, и ничего больше…
-Да, вспоминать – это слишком мало, - вторит Лире Уилл, - Мне нужна ты настоящая…
И зарывается ладонями в её волосы, а потом обнимает крепко-крепко и что-то бессвязно шепчет ей на ухо о том, что будет всегда любить её, а она отвечает ему, что будет всегда искать его. Сердце щемит мучительно тяжко, а времени осталось совсем немного – так нужно ли тратить эту драгоценность на слова, если всё самое важное всё равно останется невысказанным?
Судорожно вздохнув, Лира затихает в руках Уилла, и он молчит вместе с ней, слушая плеск моря и убаюкивая горечь и страх, которые теперь вновь жгут сердце.
Тихий шорох мягких лап нарушает их выстраданный покой – это возвращаются Кирджава и Пан, почти светясь в лунном свете. Уже не птицы - два красивых пушистых зверя, изящных и грациозных, чем-то похожих, но больше разнящихся – точно так же, как и их хозяева.
-Пан, - шепчет Лира сухими губами, когда её деймон-куница сворачивается у неё на коленях, - Ты уже больше не будешь сильно меняться, Пан?
-Нет, - отвечает он.
От близости деймонов становится спокойно, и гнетущий вихрь пустоты, поднявшийся в их душах незадолго до этого, успокаивается, уступая место светлой надежде и предчувствию чего-то необъяснимо тёплого. Звезды и луна на небосклоне медленно, но верно бледнеют – скоро заплещется полоска розовой зари, и времени, их времени, не останется совсем.
Поддавшись шальной мысли, пальцы Уилла зарываются в золотистый мех Пана, а Лира поглаживает пятнистую, шелковистую спину Кирджавы, и это необъяснимое чувство усиливается, захватывает – чувство трепета, волнения и удовольствия. Дети – уже не дети – обмениваются понимающими взглядами: после прикосновения руки возлюбленного деймоны приняли свой окончательный вид.
-Так вот, значит, каково это – стать взрослым, - говорит Лира, и сердце её отчаянно бьётся, а на губах замирает слабая маленькая улыбка.
спасибо еще раз, это прекрасно
чрезвычайно довольный автор.
откроетесь???
Безумно рада, что Вам нравится. И хочу сказать Вам спасибо за заявку - я долго ходила вокруг нее, пока решилась написать) но она действительно замечательная.
Собственно, автор)
вот приехала с другого города и думаю вашу старую попробовать написать)
как мир тесен, вы просто потрясно исплнили чесна-чесна
Земля квадратная, на углу встретимся
вы просто потрясно исплнили чесна-чесна
Смущаете)
Я очень люблю этих двоих и всегда хотела попробовать что-то написать про них - чертовски рада, что получилось)
И что думаешь насчёт неё?)
[...Soulless...] вы прекрасно пишите
Темные начала были моими самыми любимыми книгами детства. Я перечитывала их раза три, не меньше. Но вот я подросла, перечитала еще раз, и эта история стала для меня не просто сказкой, она стала чем-то более близким, понятным, и таким родным-родным. Я не люблю фанфики, но ваш шикарен. Это же Уилл и Лира, каждый раз как перечитываю этот момент в книге - плачу. Как и на моменте смерти Мариссы и лорда Азриэла.
Спасибо за то, что восполнили то, чего так не хватало в книге
Miu_Mill
подсолнух;
Господа хорошие, огромнейшее спасибо за теплые слова! Безумно приятно знать, что твое творчество нашло отклик в сердцах читателей, да еще и такой живой. Я рада, что наши с вами взгляды относительно этого момента совпали - я и сама искала то, чего мне не хватило у Пулмана.