Мне почему-то кажется, что заказчик не совсем это имел ввиду... Заранее извиняюсь за вольную трактовку.
1370 слов
Когда стали гаснуть звёзды, никто не заметил. Не обратил внимания. В мире, где на каждом телеканале вещают о конце света, мало кто продолжает в него верить. Есть даже некоторая ирония в том, что он-таки настал. Конец света.
Когда стали гаснуть звёзды, Мэл как раз переехал в большой город, поступил в университет и влюбился. Ко второму курсу он успел подружиться с однокурсниками, заняться волейболом и разочароваться в преждней страсти. Затем влюбился снова. Её звали Джен, она слушала старый джаз, громко смеялась и красила волосы в рыжий. Жизнь тогда была полна красок и ощущений. Летом он, она и их друзья съездили к океану. Невообразимый водный массив перекатывался, дышал, ворочался, швыряя в лицо свой глубокий низкий рокот, холодную пену и разогнавшиеся порывы ветра. Океан был похож на сонное чудище, безопасное до поры. Ночь перед возвращением особенно запомнилась Мэлу. Они с Джен всё не могли вернуться в коттедж и сидели, сидели... Глядели в пену колышущейся водной кромки; небо не темнело, а словно сгущалось — краски стекали к горизонту и смазывались в низкий серо-синий купол над головой. Было пасмурно и немного прохладно. Солнце скрылось как-то совсем незаметно в этот раз. Пляж опустел, но им уходить не хотелось. Ветер крепчал, а позже поднялся выше и разогнал седую хмарь облаков. На синей-синей чёрной глади неба сияли звёзды. Тысячи, нет, миллионы звёзд! Мэл смотрел вверх в непроглядную черноту, где, казалось, всегда существовали лишь пустота и холод, холод и пустота, и видел те звёзды. Они отпечатались на сетчатке, словно это было вчера. Крошечные, но огромные, раскалённые, ярчайшие огоньки, которые поглотила тьма. Мэл знал, что такое скорость света, знал, что уже тогда, так давно, почти в другой жизни, видел лишь призрак звёзд, самих их давно уже не существовало. По сути, эти изображения мало чем отличались от тех, что он представлял сейчас. Эти картинки были ещё яркими, возможно, последними яркими, затем мир начал тускнеть и выцветать. Кто-то кричал о НЛО, кто-то о Суде Божьем, кто-то уже начинал считать звёзды (вскоре их начал считать весь мир). Они пропадали по одной или же целыми скоплениями, созвездиями. Пропал сияющий оттиск Венеры. Распался ковшик Медведицы. Это Мэл помнил, как и подспудную мысль о том, что всё непременно образуется, ведь так всегда и случается (когда всегда...). Все — профессора, политики, полиция — наказывали не беспокоиться и не обращать внимания. Вероятно, именно от этих фальшивых уверений Мэл и сбежал к семье, к матери. Когда и где потерялась Джен, куда разъехались его приятели, с чего вообще всё началось — это Мэл не помнил. Солнце не исчезало, но словно подёргивалось туманной дымкой, а ещё становилось всё холоднее. Вопрос о том, что будет, если и Солнце однажды скроется, волновал Мэла больше, чем пошатнувшееся здоровье матери. Человек склонен приспосабливаться. Со временем мозг начинает искажать воспоминания, подчиняя их воображению в большей степени, нежели реальности. Особенно легко забыть, не замечать фальши, когда изменения растягиваются на годы, подчас незаметно вплетаясь в нашу жизнь. Мэл хотел помнить, каким мир был прежде, хотел знать, что происходит, хотя это и пугало его до чёртиков, и каждые сутки он делал три снимка в установленное время. Звёзды — заря — полдень. Каждый день.
Через двести семьдесят шесть снимков, каждый последующий из которых был всё более тусклым и блёклым, мать слегла с приступом. Лучший врач, какого только можно было найти, лучшие лекарства из тех, что ещё продавались в аптеках, полный уход — Мэл старался, как мог, помочь ей, но, как сказал лучший врач, у неё не было. Сердце не выдержало. Он очень переживал тогда. Сейчас Мэл сказал бы, что он рад за мать — у неё была хорошая смерть, у неё были похороны. Кое-как разобравшись с родственниками и бумагами, Мэл стоял над свежей могилой матери и думал о том, как всё вдруг стало странно. Словно не по-настоящему. Выцветающее небо, толпы безумных «пророков», невидимые звёзды — что за абсурд! Ощущение нелепости происходящего, вместе с каким-то почти радостным возбуждением захлестнуло его, едва ли не до стыда. Как же он — взрослый, здравомыслящий человек может участвовать в подобном сумасшествии и воспринимать его всерьёз! Тяжёлая холодная капля упала за ворот его зимнего пальто, на мгновение, пронзив холодом. Следующая прибила к слегка заиндевевшей земле вымороженную травинку. Капли зачастили, начался ливень. Его косые струи срывались тяжело и неравномерно, повинуясь порывам ветра. Мэл поднял лицо вверх и не смог разглядеть неба за плотным потоком воды. Эмоции схлынули, будто смытые этими каплями и он поспешил домой, пока совсем не стемнело. Это было в середине июля, Мэл точно запомнил. Середина июля, три часа. По дороге он вспомнил, что уже с месяц не делал снимков. Что было дальше? Мир разваливался на кусочки, а люди продолжали делать вид, что ничего не происходит. Все будто бы вдруг поверили, что существуют люди, которые знают, что надо делать, и решили довериться им. И он тоже решил, конечно. Однажды, случилось то, чего многие так страшились — Солнца не было видно до самого полудня; затем из зыбкой хмари протянулись робкие лучи и мир вздохнул с облегчением. Но и к этому слабому присутствию все так привыкли, что уже и не заметили, когда его не стало. Ночь вдали от городов была чернильно-чёрной, день — серым и мутным. К сожалению, человек склонен приспосабливаться. Разумеется, было множество гипотез о том, что же происходит с этой несчастной вселенной. Человеческая фантазия торжествовала, перебирая варианты. О чем помышляли учёные, Мэл не знал, а вот один из популярнейших «экспертов», беспрерывно выступающих на TV, всё доказывал, что вселенную пожирают некие злобные твари. Ко всеобщему (самого «эксперта» в том числе) удивлению, он оказался прав. Никогда Мэл их не видел. Но, однажды, когда он блуждал по оставленному городку и, привлечённый светом электроламп, пробрался в торговый центр, Мэл едва не попался им. Он забился за стойку кассира и старался даже не дышать, пока твари со знакомым шипением и потрескиванием поглощали остатки света, испускаемые запасным электрогенератором. Ему снова хотелось, чтобы всё это оказалось бредом, бредом больного сознания; а ещё очень хотелось заплакать. Не только Мэл, никто и никогда не видел тварей, которые уничтожили всё. То ли они скрывались во тьме, то ли были ею, но всё, что увидели люди на мониторах, когда твари явились на Землю — спутники, один за другим обволакиваемые непроницаемой тенью. Тогда все впервые услышали эти шипящие звуки. Тьму притягивал свет, и, прежде всего, она поглотила крупные мегаполисы. Затем опустилась на периферию цивилизации... Была ли она разумна, обладала ли волей, откуда пришла и зачем — множественные вопросы без ответов. Люди, как существа, наделённые разумом в полной мере, а, вместе с ним, и осознанием смерти, столько лет гадали, каким будет конец. Почему же они оказались не готовы? Ни армии, ни технологии, ни дипломатия не спасли их от темноты. Там, где побывали твари, не оставалось ничего. Чёрные провалы на картах росли. Люди бежали из городов, но не могли полностью отказаться от света и от тепла и просто пропадали. Что делал Мэл? Бежал. Вначале с группой случайных спутников, затем один, когда понял, что так безопаснее, бежал от света. Затем, почти свихнувшись в темноте, панически искал свет, людей, хоть один живой голос и не находил. Постепенно ему стало казаться, что больше никого и нет. К счастью, человек склонен приспосабливаться. Мэл учился опираться на иные органы чувств, как, должно быть, делают слепые. Избегать городов — вокруг всегда блуждают своры одичавших собак, прекрасно обходящихся без света. Беречь батарейки и аудиодиски, греться без огня, различать более глубокие тени, сопровождаемые отдалённым шипением... Иногда он думал о том, чтобы умереть, но подспудные инстинкты, которым приходилось доверять всецело, убеждали: Мэл, подожди чуть-чуть, может, есть ещё кто-то, может, это ещё не всё, может, ты вот-вот проснёшься. Он с трудом различал, где сон, а где явь, они были одинаковы. Иногда ему казалось, что тьма преследует его, именно его. Тогда Мэл задыхался от ужаса. А иногда подступала предательская мысль, что он был поглощён тварями наряду с остальными семью миллиардами человек, и сам не знает об этом. Может быть, это и есть тьма, и есть смерть, и тогда все его действия лишены смысла. Эту безумную мысль Мэл старался забыть ещё до того, как она успевала оформиться в его сознании. Но, возможно, ужас этой идеи, стал той силой, что заставила Мэла двигаться дальше. Искать людей, энергию, тепло и ответы. Ведь, пока человек может умереть, у него всегда остаётся выход. Ведь, вопреки всему, жизнь на Земле всё ещё существовала, пусть теперь она и подчинялась иным законам, пусть даже мир потонул во тьме. А твари скоро уйдут, откуда-то Мэл знал это совершенно точно. Искать иные звёзды, всё ещё сияющие так далеко, что с Земли их не видно. И Мэл продолжал жить, надеясь, что всегда сможет спастись в смерти.
-
-
07.11.2012 в 14:231370 слов
Когда стали гаснуть звёзды, никто не заметил. Не обратил внимания.
В мире, где на каждом телеканале вещают о конце света, мало кто продолжает в него верить. Есть даже некоторая ирония в том, что он-таки настал. Конец света.
Когда стали гаснуть звёзды, Мэл как раз переехал в большой город, поступил в университет и влюбился. Ко второму курсу он успел подружиться с однокурсниками, заняться волейболом и разочароваться в преждней страсти. Затем влюбился снова. Её звали Джен, она слушала старый джаз, громко смеялась и красила волосы в рыжий. Жизнь тогда была полна красок и ощущений.
Летом он, она и их друзья съездили к океану. Невообразимый водный массив перекатывался, дышал, ворочался, швыряя в лицо свой глубокий низкий рокот, холодную пену и разогнавшиеся порывы ветра. Океан был похож на сонное чудище, безопасное до поры.
Ночь перед возвращением особенно запомнилась Мэлу. Они с Джен всё не могли вернуться в коттедж и сидели, сидели... Глядели в пену колышущейся водной кромки; небо не темнело, а словно сгущалось — краски стекали к горизонту и смазывались в низкий серо-синий купол над головой. Было пасмурно и немного прохладно. Солнце скрылось как-то совсем незаметно в этот раз. Пляж опустел, но им уходить не хотелось. Ветер крепчал, а позже поднялся выше и разогнал седую хмарь облаков. На синей-синей чёрной глади неба сияли звёзды. Тысячи, нет, миллионы звёзд!
Мэл смотрел вверх в непроглядную черноту, где, казалось, всегда существовали лишь пустота и холод, холод и пустота, и видел те звёзды. Они отпечатались на сетчатке, словно это было вчера. Крошечные, но огромные, раскалённые, ярчайшие огоньки, которые поглотила тьма. Мэл знал, что такое скорость света, знал, что уже тогда, так давно, почти в другой жизни, видел лишь призрак звёзд, самих их давно уже не существовало. По сути, эти изображения мало чем отличались от тех, что он представлял сейчас.
Эти картинки были ещё яркими, возможно, последними яркими, затем мир начал тускнеть и выцветать. Кто-то кричал о НЛО, кто-то о Суде Божьем, кто-то уже начинал считать звёзды (вскоре их начал считать весь мир). Они пропадали по одной или же целыми скоплениями, созвездиями. Пропал сияющий оттиск Венеры. Распался ковшик Медведицы. Это Мэл помнил, как и подспудную мысль о том, что всё непременно образуется, ведь так всегда и случается (когда всегда...).
Все — профессора, политики, полиция — наказывали не беспокоиться и не обращать внимания. Вероятно, именно от этих фальшивых уверений Мэл и сбежал к семье, к матери. Когда и где потерялась Джен, куда разъехались его приятели, с чего вообще всё началось — это Мэл не помнил.
Солнце не исчезало, но словно подёргивалось туманной дымкой, а ещё становилось всё холоднее. Вопрос о том, что будет, если и Солнце однажды скроется, волновал Мэла больше, чем пошатнувшееся здоровье матери.
Человек склонен приспосабливаться. Со временем мозг начинает искажать воспоминания, подчиняя их воображению в большей степени, нежели реальности. Особенно легко забыть, не замечать фальши, когда изменения растягиваются на годы, подчас незаметно вплетаясь в нашу жизнь. Мэл хотел помнить, каким мир был прежде, хотел знать, что происходит, хотя это и пугало его до чёртиков, и каждые сутки он делал три снимка в установленное время.
Звёзды — заря — полдень. Каждый день.
Через двести семьдесят шесть снимков, каждый последующий из которых был всё более тусклым и блёклым, мать слегла с приступом. Лучший врач, какого только можно было найти, лучшие лекарства из тех, что ещё продавались в аптеках, полный уход — Мэл старался, как мог, помочь ей, но, как сказал лучший врач, у неё не было. Сердце не выдержало.
Он очень переживал тогда. Сейчас Мэл сказал бы, что он рад за мать — у неё была хорошая смерть, у неё были похороны.
Кое-как разобравшись с родственниками и бумагами, Мэл стоял над свежей могилой матери и думал о том, как всё вдруг стало странно. Словно не по-настоящему. Выцветающее небо, толпы безумных «пророков», невидимые звёзды — что за абсурд! Ощущение нелепости происходящего, вместе с каким-то почти радостным возбуждением захлестнуло его, едва ли не до стыда. Как же он — взрослый, здравомыслящий человек может участвовать в подобном сумасшествии и воспринимать его всерьёз!
Тяжёлая холодная капля упала за ворот его зимнего пальто, на мгновение, пронзив холодом. Следующая прибила к слегка заиндевевшей земле вымороженную травинку. Капли зачастили, начался ливень. Его косые струи срывались тяжело и неравномерно, повинуясь порывам ветра. Мэл поднял лицо вверх и не смог разглядеть неба за плотным потоком воды. Эмоции схлынули, будто смытые этими каплями и он поспешил домой, пока совсем не стемнело. Это было в середине июля, Мэл точно запомнил. Середина июля, три часа. По дороге он вспомнил, что уже с месяц не делал снимков.
Что было дальше? Мир разваливался на кусочки, а люди продолжали делать вид, что ничего не происходит. Все будто бы вдруг поверили, что существуют люди, которые знают, что надо делать, и решили довериться им. И он тоже решил, конечно.
Однажды, случилось то, чего многие так страшились — Солнца не было видно до самого полудня; затем из зыбкой хмари протянулись робкие лучи и мир вздохнул с облегчением. Но и к этому слабому присутствию все так привыкли, что уже и не заметили, когда его не стало. Ночь вдали от городов была чернильно-чёрной, день — серым и мутным.
К сожалению, человек склонен приспосабливаться.
Разумеется, было множество гипотез о том, что же происходит с этой несчастной вселенной. Человеческая фантазия торжествовала, перебирая варианты.
О чем помышляли учёные, Мэл не знал, а вот один из популярнейших «экспертов», беспрерывно выступающих на TV, всё доказывал, что вселенную пожирают некие злобные твари. Ко всеобщему (самого «эксперта» в том числе) удивлению, он оказался прав.
Никогда Мэл их не видел. Но, однажды, когда он блуждал по оставленному городку и, привлечённый светом электроламп, пробрался в торговый центр, Мэл едва не попался им. Он забился за стойку кассира и старался даже не дышать, пока твари со знакомым шипением и потрескиванием поглощали остатки света, испускаемые запасным электрогенератором. Ему снова хотелось, чтобы всё это оказалось бредом, бредом больного сознания; а ещё очень хотелось заплакать.
Не только Мэл, никто и никогда не видел тварей, которые уничтожили всё. То ли они скрывались во тьме, то ли были ею, но всё, что увидели люди на мониторах, когда твари явились на Землю — спутники, один за другим обволакиваемые непроницаемой тенью. Тогда все впервые услышали эти шипящие звуки.
Тьму притягивал свет, и, прежде всего, она поглотила крупные мегаполисы. Затем опустилась на периферию цивилизации...
Была ли она разумна, обладала ли волей, откуда пришла и зачем — множественные вопросы без ответов. Люди, как существа, наделённые разумом в полной мере, а, вместе с ним, и осознанием смерти, столько лет гадали, каким будет конец. Почему же они оказались не готовы? Ни армии, ни технологии, ни дипломатия не спасли их от темноты.
Там, где побывали твари, не оставалось ничего. Чёрные провалы на картах росли. Люди бежали из городов, но не могли полностью отказаться от света и от тепла и просто пропадали.
Что делал Мэл? Бежал. Вначале с группой случайных спутников, затем один, когда понял, что так безопаснее, бежал от света. Затем, почти свихнувшись в темноте, панически искал свет, людей, хоть один живой голос и не находил.
Постепенно ему стало казаться, что больше никого и нет.
К счастью, человек склонен приспосабливаться. Мэл учился опираться на иные органы чувств, как, должно быть, делают слепые. Избегать городов — вокруг всегда блуждают своры одичавших собак, прекрасно обходящихся без света. Беречь батарейки и аудиодиски, греться без огня, различать более глубокие тени, сопровождаемые отдалённым шипением...
Иногда он думал о том, чтобы умереть, но подспудные инстинкты, которым приходилось доверять всецело, убеждали: Мэл, подожди чуть-чуть, может, есть ещё кто-то, может, это ещё не всё, может, ты вот-вот проснёшься. Он с трудом различал, где сон, а где явь, они были одинаковы.
Иногда ему казалось, что тьма преследует его, именно его. Тогда Мэл задыхался от ужаса.
А иногда подступала предательская мысль, что он был поглощён тварями наряду с остальными семью миллиардами человек, и сам не знает об этом. Может быть, это и есть тьма, и есть смерть, и тогда все его действия лишены смысла. Эту безумную мысль Мэл старался забыть ещё до того, как она успевала оформиться в его сознании.
Но, возможно, ужас этой идеи, стал той силой, что заставила Мэла двигаться дальше. Искать людей, энергию, тепло и ответы. Ведь, пока человек может умереть, у него всегда остаётся выход.
Ведь, вопреки всему, жизнь на Земле всё ещё существовала, пусть теперь она и подчинялась иным законам, пусть даже мир потонул во тьме. А твари скоро уйдут, откуда-то Мэл знал это совершенно точно. Искать иные звёзды, всё ещё сияющие так далеко, что с Земли их не видно.
И Мэл продолжал жить, надеясь, что всегда сможет спастись в смерти.
-
-
10.11.2012 в 11:30не з.
-
-
10.11.2012 в 14:05Автор
-
-
10.11.2012 в 17:14собсна, комментатор
-
-
24.11.2012 в 15:17заказчик
-
-
25.11.2012 в 13:36Автор
-
-
06.12.2012 в 22:00читатель
-
-
08.12.2012 в 14:16А