715 слов. Ворд сказал, что странного тут только имена, но что-то не верится. И последнее: Автор кретин.
Этим летом жарко. Очень жарко. Болезненно-жарко. Иноуэ болеет. Сильно, с температурой. «А говорят, дураки не болеют», - ворчит Тацки-тян, меняя ей холодное полотенце на лбу, - «Хотя, подхватить грипп летом…». У Иноуэ почти нет сил на улыбку. Говорят, что в жар убивает микробов. Тогда Иноуэ сама смерть - микробы вокруг неё должны были бы умереть в радиусе километра, так ей жарко. Сама Орихиме словно опухла, она и сейчас распухает, она чувствует это. Простыня липнет к коже, неприятно – хочется прохлады, хочется, чтобы кто-нибудь включил кондиционер. Кондиционер включён, но на неё не направлен – Куросаки-кун долго ругался с Тацки-тян по этому поводу, аргументируя то, что на больную с температурой нельзя направлять холодный воздух даже если она очень просит, наличием в семье врача. Тацки-тян отводила взгляд – это она понимала и сама, но Орихиме была как большая собака с грустными глазами, просившая кусок съестного – отказать нельзя. Больные дети так всегда смотрят. Куросаки-кун долго ругался с Тацки-тян. Почему ругался? Кто ругался? В голове у Орихиме путаница, как будто она снова спутала нитки, много ниток, и всё не может их распутать обратно. Плохо. Ей так плохо, что почти хорошо. Ещё чуть-чуть и, может быть, она забудется тёмным сном, как вчера. Скорее бы. И только бы эти благословенные тёмные сны. Говорят, что в жар убивает микробов. Орихиме могла бы добавить, что жар пробуждает всё сокрытое, спрятанное в глубину подсознания. Вскрывает, словно скальпелем, и воспоминания-наваждения хлещут из головы. Но не добавляет - незачем беспокоить Тацки-тян, Куросаки-куна и прочих, кто пришёл к ней, беспокоясь за её здоровье. Да и не может она – в горле хрипло, сухо и как-то наждачно. О, а вот и забытье. Долго же она его ждала.
Наваждения бывают разные. В них Иноуэ оказывается в пустыне, жаркой пустыне, где есть только солнце, песок и она. Потом поднимается ветер, который только для пустыни – ветер, который не чувствует Орихиме. Наваждение в наваждении - это словно видеть своё отражение в своих же глазах в зеркале напротив. Ветер поднимает клубы песка, которые кружат по пустыни, но в итоге все они приближаются к ней. Кажется, они пытаются сложиться во что-то… … Орихиме бродит по пустому замку. По слишком знакомому, слишком пустому замку. Пустой замок, в котором нет Пустых, - забавная тавтология. Вспомнить бы кто такие Пустые, и почему это так важно…. …Орихиме плачет над цветком. Слёзы падают на землю в горшке и растворяются – цветок судорожно выпивает, впитывает их, ещё бы – единственная, хоть и солёная влага. Цветок мучает жажда – ещё, ещё слез, иначе он погибнет. Орихиме знает это. Орихиме плачет без усилий, только смотря на распускающийся зелёный росток с одним листом. Зелёным листом. Орихиме горько и пусто. Ничего, скоро цветок вырастет, распуститься. Это ничего не изменит, прошлое останется прошлым, после дождей идут всходы, это естественно, а у неё будет горшок с цветком и отрубленной головой. Только почему-то имя Изабелла кажется таким незнакомым… …Люби живых, - смеётся в лицо Орихиме красивая женщина, - люби живых и люби людей, а лучше не люби никого. Пусть тебя любят. Не люби, но будь любимой – выиграй, а не проиграй. У женщины печальные глаза, которые видели лишком много. Печальные глаза и смеющиеся уста – словно сложили две части пазла, но сложили не правильно. -Люби живых, - повторяет женщина, и Орихиме уже знает, кто она, - а мёртвых оставь мне. -Он умер счастливым, - насколько это возможно для таких как он, - добавляет она невпопад и исчезает… Орихиме выныривает из наваждений, задыхаясь. Пытается кричать, но трудно проделать это с охрипшим голосом.
*
Этим летом жарко. Очень жарко. Паранормально-жарко. Орихиме идёт по тротуару – и словно чувствует, как плавится асфальт под её ногами. Так жарко, что кажется, будто она и не выздоравливала – вот как жарко этим летом. Все словно увязло в лете, как древние мошки в древнем расплавленном янтаре. Звуки гасятся, почти не доносится стук каблучков – вот странно, - Орихиме словно идёт в воде, двигаясь через силу и не слыша ничего. На голове Орихиме шляпа – а то солнечный ожог схлопотать можно, - и Иноуэ старается не смотреть на листву. Орихиме не хочет смотреть на солнце. Ассоциативные ряды у неё в последнее время испортились, и чудится постоянно всякое. В основном зеленоглазое, бледнокожее и удивительно-спокойное. Говорят, в жару приходят галлюцинации. Поэтому Орихиме почти не удивляется, когда слышит слишком знакомый оклик слишком знакомым голосом, когда видит то самое, что столько времени уже чудилось.
Этим летом очень жарко, даже до осязаемых галлюцинаций. Этим летом очень жарко, и, кажется, Орихиме совсем не против жары.
шел Шива по шоссе, сокрушая сущее(c) Лучшее в античной литературе то, что она помещается в один шкаф, и я хотел бы в нем поселиться… (с)
Kii Dantalian, ох, восторг заказчика очень внезапен. Будем знакомы. gaarik, приятно слышать. Мы вроде как знакомы? Орихимэ, вы мне вернули веру в себя.) Вообще в предупреждении должно было значится "Это мой первый фанфег, посему будьте благосклонны и милостивы", но не очень люблю такие надписи.
Солнце в Лас Ночес не взойдет никогда, и ей все чаще мерещится, что из окна, через прутья, сквозь которые на пол скудно обставленной комнаты струится извечный и уже ненавистный лунный свет, иногда веет чем-то могильным, и она словно живет на кладбище: вокруг мертвые стены, за ними мертвая пустыня, а в этой пустыне, за этими стенами живут существа, не менее мертвые, чем все в этом странном лунном мире. Она не чувствует тепла, поэтому кончики ее тонких длинных пальцев всегда холодны. Сначала Иноуэ пытается согревать их своим дыханием, но под тяжелым равнодушным взглядом мертвых зеленых глаз становится неуютно и еще более зябко. И она начинает мечтать о лете. Таком, чтобы от жара плавился воздух и вместо тяжелой насмешливо-белой, как саван, одежды легкое синее платье, и чтобы хотелось мороженого, и чтобы в обнимку с надувным полосатым мячиком вместе с Тацки на пляж... От этих мыслей становится чуть-чуть теплее, и на бледном, без кровинки лице появляется слабая улыбка. Улькиорра видит ее и мешкает, сам он не умеет улыбаться и не считает необходимым учиться, просто странная женщина немного настораживает. Наверное тем, что является единственным живым существом во всем Уэко Мундо. Тем, что ведет себя не так, как остальные, тем, что от нее исходит непонятная аура, которую Улькиорра не может описать. Он некоторое время размышляет над этим, потом приходит к выводу, что женщина чем-то похожа на солнце, от нее веет теплом.. Арранкар плохо помнит, что это такое, но ему кажется, он нашел правильное слово.
Орихиме снова с обреченностью смотрит в окошко, когда дверь отпирается и заходит Улькиорра. Он принес ей еду, такую же холодную, как и обстановка в комнате. Мгновение безразличие, растущее в душе, борется с вбитой в детстве вежливостью, но не побеждает, и Иноуэ послушно поворачивается в сторону вошедшего. - Я принес тебе еду, женщина, - от голоса арранкара тоже веет могильным холодом. Он кажется ей ледяной фигурой во дворце Снежной королевы, куда она, словно Кай из сказки, пришла по своей собственной воле. Но осколки волшебного зеркала попали в ее глаза и сердце только сейчас, и теперь она никак не может согреться. "Лето, лето, лето," - в голове бьется лишь одна мысль, - "Тацки мажет меня кремом, защищающим от загара. Вокруг тепло, светит яркое солнце, даже в воде жарко. И Куросаки-кун несет нам всем мороженое. У него недовольное лицо, но в глубине души он рад тому, что выбрался вместе со всеми. А Исида-кун читает книгу...вокруг жарко, вокруг тепло..."
Она всегда старалась быть сильной, как Куросаки-кун, и смелой, как Рукия. Ей хотелось уметь сохранять внешнее хладнокровие и бесстрастность, словно последний квинси, или всем своим видом излучать молчаливую уверенность в себе, подражая великану Садо. Немыслимое количество раз она представляла себя на их месте или рядом с ними, и всегда в мечтах она выглядела не хуже своих товарищей. Орихиме действительно очень старалась измениться, чтобы ниоткуда не ждать помощи, не прятаться за чужими спинами. Однако сейчас она страстно желала, чтобы ее спасли. Чтобы вернули в лето для живых.
Улькиоора бесстрастно следил за тем, как пленница, не поднимая глаз, принимается за еду. Ему немного хочется подойти к ней поближе, но это желание настолько нерационально, что арранкар на мгновение теряет свое хладнокровие и в его глазах мелькает отблеск чего-то живого. Может быть жажды тепла, а может просто отражение странной ауры рыжеволосой девушки. Он поворачивается и выходит, тщательно закрыв за собой дверь. Орихиме, прикрыв глаза, мечтает о жарком лете.
-
-
22.03.2011 в 08:16Этим летом жарко. Очень жарко. Болезненно-жарко.
Иноуэ болеет. Сильно, с температурой. «А говорят, дураки не болеют», - ворчит Тацки-тян, меняя ей холодное полотенце на лбу, - «Хотя, подхватить грипп летом…».
У Иноуэ почти нет сил на улыбку. Говорят, что в жар убивает микробов. Тогда Иноуэ сама смерть - микробы вокруг неё должны были бы умереть в радиусе километра, так ей жарко.
Сама Орихиме словно опухла, она и сейчас распухает, она чувствует это. Простыня липнет к коже, неприятно – хочется прохлады, хочется, чтобы кто-нибудь включил кондиционер. Кондиционер включён, но на неё не направлен – Куросаки-кун долго ругался с Тацки-тян по этому поводу, аргументируя то, что на больную с температурой нельзя направлять холодный воздух даже если она очень просит, наличием в семье врача. Тацки-тян отводила взгляд – это она понимала и сама, но Орихиме была как большая собака с грустными глазами, просившая кусок съестного – отказать нельзя. Больные дети так всегда смотрят.
Куросаки-кун долго ругался с Тацки-тян. Почему ругался? Кто ругался? В голове у Орихиме путаница, как будто она снова спутала нитки, много ниток, и всё не может их распутать обратно.
Плохо. Ей так плохо, что почти хорошо. Ещё чуть-чуть и, может быть, она забудется тёмным сном, как вчера. Скорее бы. И только бы эти благословенные тёмные сны.
Говорят, что в жар убивает микробов. Орихиме могла бы добавить, что жар пробуждает всё сокрытое, спрятанное в глубину подсознания. Вскрывает, словно скальпелем, и воспоминания-наваждения хлещут из головы.
Но не добавляет - незачем беспокоить Тацки-тян, Куросаки-куна и прочих, кто пришёл к ней, беспокоясь за её здоровье. Да и не может она – в горле хрипло, сухо и как-то наждачно.
О, а вот и забытье. Долго же она его ждала.
Наваждения бывают разные.
В них Иноуэ оказывается в пустыне, жаркой пустыне, где есть только солнце, песок и она. Потом поднимается ветер, который только для пустыни – ветер, который не чувствует Орихиме. Наваждение в наваждении - это словно видеть своё отражение в своих же глазах в зеркале напротив. Ветер поднимает клубы песка, которые кружат по пустыни, но в итоге все они приближаются к ней. Кажется, они пытаются сложиться во что-то…
… Орихиме бродит по пустому замку. По слишком знакомому, слишком пустому замку. Пустой замок, в котором нет Пустых, - забавная тавтология. Вспомнить бы кто такие Пустые, и почему это так важно….
…Орихиме плачет над цветком. Слёзы падают на землю в горшке и растворяются – цветок судорожно выпивает, впитывает их, ещё бы – единственная, хоть и солёная влага. Цветок мучает жажда – ещё, ещё слез, иначе он погибнет. Орихиме знает это. Орихиме плачет без усилий, только смотря на распускающийся зелёный росток с одним листом. Зелёным листом. Орихиме горько и пусто. Ничего, скоро цветок вырастет, распуститься. Это ничего не изменит, прошлое останется прошлым, после дождей идут всходы, это естественно, а у неё будет горшок с цветком и отрубленной головой. Только почему-то имя Изабелла кажется таким незнакомым…
…Люби живых, - смеётся в лицо Орихиме красивая женщина, - люби живых и люби людей, а лучше не люби никого. Пусть тебя любят. Не люби, но будь любимой – выиграй, а не проиграй. У женщины печальные глаза, которые видели лишком много. Печальные глаза и смеющиеся уста – словно сложили две части пазла, но сложили не правильно.
-Люби живых, - повторяет женщина, и Орихиме уже знает, кто она, - а мёртвых оставь мне.
-Он умер счастливым, - насколько это возможно для таких как он, - добавляет она невпопад и исчезает…
Орихиме выныривает из наваждений, задыхаясь. Пытается кричать, но трудно проделать это с охрипшим голосом.
*
Этим летом жарко. Очень жарко. Паранормально-жарко.
Орихиме идёт по тротуару – и словно чувствует, как плавится асфальт под её ногами. Так жарко, что кажется, будто она и не выздоравливала – вот как жарко этим летом. Все словно увязло в лете, как древние мошки в древнем расплавленном янтаре. Звуки гасятся, почти не доносится стук каблучков – вот странно, - Орихиме словно идёт в воде, двигаясь через силу и не слыша ничего. На голове Орихиме шляпа – а то солнечный ожог схлопотать можно, - и Иноуэ старается не смотреть на листву. Орихиме не хочет смотреть на солнце. Ассоциативные ряды у неё в последнее время испортились, и чудится постоянно всякое. В основном зеленоглазое, бледнокожее и удивительно-спокойное.
Говорят, в жару приходят галлюцинации. Поэтому Орихиме почти не удивляется, когда слышит слишком знакомый оклик слишком знакомым голосом, когда видит то самое, что столько времени уже чудилось.
Этим летом очень жарко, даже до осязаемых галлюцинаций. Этим летом очень жарко, и, кажется, Орихиме совсем не против жары.
-
-
22.03.2011 в 11:59восторженный заказчик
-
-
23.03.2011 в 13:25Шиппер, просто шиппер.
-
-
23.03.2011 в 16:26Очень понравилось **
Интересная интерпретация, хорошее исполнение. Держите печеньку :3
Не з.
-
-
24.03.2011 в 17:56gaarik, приятно слышать. Мы вроде как знакомы?
Орихимэ, вы мне вернули веру в себя.) Вообще в предупреждении должно было значится "Это мой первый фанфег, посему будьте благосклонны и милостивы", но не очень люблю такие надписи.
Прифигевший автор.
-
-
24.03.2011 в 18:12-
-
24.03.2011 в 20:12Анаис знают все.)
-
-
25.03.2011 в 00:15-
-
25.03.2011 в 09:09Солнце в Лас Ночес не взойдет никогда, и ей все чаще мерещится, что из окна, через прутья, сквозь которые на пол скудно обставленной комнаты струится извечный и уже ненавистный лунный свет, иногда веет чем-то могильным, и она словно живет на кладбище: вокруг мертвые стены, за ними мертвая пустыня, а в этой пустыне, за этими стенами живут существа, не менее мертвые, чем все в этом странном лунном мире.
Она не чувствует тепла, поэтому кончики ее тонких длинных пальцев всегда холодны. Сначала Иноуэ пытается согревать их своим дыханием, но под тяжелым равнодушным взглядом мертвых зеленых глаз становится неуютно и еще более зябко. И она начинает мечтать о лете.
Таком, чтобы от жара плавился воздух и вместо тяжелой насмешливо-белой, как саван, одежды легкое синее платье, и чтобы хотелось мороженого, и чтобы в обнимку с надувным полосатым мячиком вместе с Тацки на пляж...
От этих мыслей становится чуть-чуть теплее, и на бледном, без кровинки лице появляется слабая улыбка.
Улькиорра видит ее и мешкает, сам он не умеет улыбаться и не считает необходимым учиться, просто странная женщина немного настораживает. Наверное тем, что является единственным живым существом во всем Уэко Мундо. Тем, что ведет себя не так, как остальные, тем, что от нее исходит непонятная аура, которую Улькиорра не может описать.
Он некоторое время размышляет над этим, потом приходит к выводу, что женщина чем-то похожа на солнце, от нее веет теплом.. Арранкар плохо помнит, что это такое, но ему кажется, он нашел правильное слово.
Орихиме снова с обреченностью смотрит в окошко, когда дверь отпирается и заходит Улькиорра. Он принес ей еду, такую же холодную, как и обстановка в комнате. Мгновение безразличие, растущее в душе, борется с вбитой в детстве вежливостью, но не побеждает, и Иноуэ послушно поворачивается в сторону вошедшего.
- Я принес тебе еду, женщина, - от голоса арранкара тоже веет могильным холодом. Он кажется ей ледяной фигурой во дворце Снежной королевы, куда она, словно Кай из сказки, пришла по своей собственной воле. Но осколки волшебного зеркала попали в ее глаза и сердце только сейчас, и теперь она никак не может согреться.
"Лето, лето, лето," - в голове бьется лишь одна мысль, - "Тацки мажет меня кремом, защищающим от загара. Вокруг тепло, светит яркое солнце, даже в воде жарко. И Куросаки-кун несет нам всем мороженое. У него недовольное лицо, но в глубине души он рад тому, что выбрался вместе со всеми. А Исида-кун читает книгу...вокруг жарко, вокруг тепло..."
Она всегда старалась быть сильной, как Куросаки-кун, и смелой, как Рукия. Ей хотелось уметь сохранять внешнее хладнокровие и бесстрастность, словно последний квинси, или всем своим видом излучать молчаливую уверенность в себе, подражая великану Садо.
Немыслимое количество раз она представляла себя на их месте или рядом с ними, и всегда в мечтах она выглядела не хуже своих товарищей. Орихиме действительно очень старалась измениться, чтобы ниоткуда не ждать помощи, не прятаться за чужими спинами. Однако сейчас она страстно желала, чтобы ее спасли. Чтобы вернули в лето для живых.
Улькиоора бесстрастно следил за тем, как пленница, не поднимая глаз, принимается за еду. Ему немного хочется подойти к ней поближе, но это желание настолько нерационально, что арранкар на мгновение теряет свое хладнокровие и в его глазах мелькает отблеск чего-то живого. Может быть жажды тепла, а может просто отражение странной ауры рыжеволосой девушки.
Он поворачивается и выходит, тщательно закрыв за собой дверь.
Орихиме, прикрыв глаза, мечтает о жарком лете.
-
-
25.03.2011 в 12:08Хотя для меня стало открытием, что Вы пишете ещё и по Бличу=)
-
-
25.03.2011 в 17:49Старый девиз. Прямо как кофе Нескафе из рекламы...хд.
Truth Seeker, спасибо.
Автор два, вы круты.
-
-
25.03.2011 в 19:17-
-
31.03.2011 в 17:16