Свет погас, квартира погрузилась во тьму. По полу прошлёпали чьи-то, кажется, босые ноги, скрипнула кровать, зашелестело покрывало. И тишина, лишь настенные часы с неспешным тиканьем продолжали крутить свои стрелки. Через окно, не закрытое воздушными шторами, в комнату проник мягкий свет луны, показавшейся из-за набежавших туч. Белёсый лучик озорно пробежался по стенам и аккуратно потрогал небольшую коробку возле кровати. Как будто постучался: "Тук-тук, вот и я, просыпайся!" И она проснулась. Осторожно потянулась, упираясь ножками в коробку, зевнула, прикрыв маленькой ладошкой рот, и села, открывая глаза. Золотые волосы, собранные в два хвоста, растрепались, а простое платьице слегка помялось. — Как же я в таком виде, — она всплеснула руками. — Лучик, посвети ещё чуть-чуть. Лунный луч, скользнувший было дальше, словно дёрнулся и задержался, позволяя ей как следует оглядеть себя и привести в порядок. — Ну вот, теперь можно и показаться. Интересно, а он уже проснулся? — и она легко выбралась из своей коробки. Ребёнок, спавший на кровати, заворочался, заставив её испуганно застыть посреди комнаты, но тревога оказалась ложной, и путь можно было продолжить. Путь недалёкий: всего-то до другого конца комнаты. — Я здесь, — она постучалась в дверцу высокого шкафа. Из-за неё донеслось пыхтение, и дверца растворилась. — А, это ты! Доброй ночи, куколка. — Я Гретта. Доброй ночи. — Я помню, куколка Гретта, я помню, — Барни добродушно улыбнулся. Странное грубоватое имя — Барни. Оно и шло, и не шло одновременно этому весёлому плюшевому мишке шоколадного цвета с неизменным синим бантиком на шее. Он неуклюже выбрался из своего убежища, едва не упав. — Ну, куколка, идём. Барни взял её хрупкую ручку и повёл к двери. До чего же милый этот мишка! Их привычное место, подоконник в самой большой комнате, прекрасно освещала луна. Гретта болтала ногами и звонко смеялась, не боясь никого разбудить, а он неловко улыбался в ответ и рассказывал волшебные сказки. Сказки, которые всегда заканчиваются только хорошо. — ...и жили они долго и счастливо! Она захлопала в ладоши. Если бы плюшевые мишки умели краснеть, Барни наверняка залился бы румянцем. Должно быть, ему до сих пор сложно привыкнуть к такому вниманию с её стороны. — Расскажи что-нибудь ещё. Пожалуйста, — Гретта сложила ладошки в умоляющем жесте, и он мечтательно посмотрел вдаль, как делал каждый раз, когда вспоминал очередную хорошую историю. А потом была ещё одна. И ещё. Когда истории на сегодня закончились, она разочарованно вздохнула и коснулась его лапки. — Можно? Ей безумно нравилось держать Барни за лапу и представлять, что она чувствует её мягкость и теплоту. Ах, жаль, тот, кто дал обычной кукле жизнь, совсем позабыл о том, что пластмасса не может ничего ощущать. Часы всё спешили: тик-так, тик-так, тик-так, посмотри, Гретта, взгляни, Барни, совсем скоро рассвет, уже близко-близко, тик-так. А они смотрели в окно, прижавшись носами к стеклу. Как же это называется? Может, любовь? Но разве способна кукла полюбить плюшевого медведя? Разве способна кукла полюбить? А впрочем, и неважно всё это! Горизонт медленно, будто нехотя, светлел, и пора было возращаться, пока никто не проснулся. Она легко соскользнула с подоконника, Барни спустился следом.
— Ну, куколка Гретта, спокойного утра тебе, приятных снов! — И тебе того же, благодарю, — она поклонилась, придерживая платьице пальчиками. — До следующей ночи? — До следующей ночи. Дверца шкафа закрылась, и она поспешила к своей коробке. Забралась в неё, прикрылась одеяльцем и закрыла глаза. — До следующей ночи, Барни. Я буду ждать.
-
-
03.11.2013 в 19:32547 слов
Свет погас, квартира погрузилась во тьму. По полу прошлёпали чьи-то, кажется, босые ноги, скрипнула кровать, зашелестело покрывало. И тишина, лишь настенные часы с неспешным тиканьем продолжали крутить свои стрелки.
Через окно, не закрытое воздушными шторами, в комнату проник мягкий свет луны, показавшейся из-за набежавших туч. Белёсый лучик озорно пробежался по стенам и аккуратно потрогал небольшую коробку возле кровати. Как будто постучался: "Тук-тук, вот и я, просыпайся!"
И она проснулась. Осторожно потянулась, упираясь ножками в коробку, зевнула, прикрыв маленькой ладошкой рот, и села, открывая глаза. Золотые волосы, собранные в два хвоста, растрепались, а простое платьице слегка помялось.
— Как же я в таком виде, — она всплеснула руками. — Лучик, посвети ещё чуть-чуть.
Лунный луч, скользнувший было дальше, словно дёрнулся и задержался, позволяя ей как следует оглядеть себя и привести в порядок.
— Ну вот, теперь можно и показаться. Интересно, а он уже проснулся? — и она легко выбралась из своей коробки. Ребёнок, спавший на кровати, заворочался, заставив её испуганно застыть посреди комнаты, но тревога оказалась ложной, и путь можно было продолжить. Путь недалёкий: всего-то до другого конца комнаты.
— Я здесь, — она постучалась в дверцу высокого шкафа. Из-за неё донеслось пыхтение, и дверца растворилась.
— А, это ты! Доброй ночи, куколка.
— Я Гретта. Доброй ночи.
— Я помню, куколка Гретта, я помню, — Барни добродушно улыбнулся. Странное грубоватое имя — Барни. Оно и шло, и не шло одновременно этому весёлому плюшевому мишке шоколадного цвета с неизменным синим бантиком на шее. Он неуклюже выбрался из своего убежища, едва не упав. — Ну, куколка, идём.
Барни взял её хрупкую ручку и повёл к двери. До чего же милый этот мишка!
Их привычное место, подоконник в самой большой комнате, прекрасно освещала луна. Гретта болтала ногами и звонко смеялась, не боясь никого разбудить, а он неловко улыбался в ответ и рассказывал волшебные сказки. Сказки, которые всегда заканчиваются только хорошо.
— ...и жили они долго и счастливо!
Она захлопала в ладоши. Если бы плюшевые мишки умели краснеть, Барни наверняка залился бы румянцем. Должно быть, ему до сих пор сложно привыкнуть к такому вниманию с её стороны.
— Расскажи что-нибудь ещё. Пожалуйста, — Гретта сложила ладошки в умоляющем жесте, и он мечтательно посмотрел вдаль, как делал каждый раз, когда вспоминал очередную хорошую историю.
А потом была ещё одна. И ещё.
Когда истории на сегодня закончились, она разочарованно вздохнула и коснулась его лапки.
— Можно?
Ей безумно нравилось держать Барни за лапу и представлять, что она чувствует её мягкость и теплоту. Ах, жаль, тот, кто дал обычной кукле жизнь, совсем позабыл о том, что пластмасса не может ничего ощущать.
Часы всё спешили: тик-так, тик-так, тик-так, посмотри, Гретта, взгляни, Барни, совсем скоро рассвет, уже близко-близко, тик-так.
А они смотрели в окно, прижавшись носами к стеклу.
Как же это называется? Может, любовь? Но разве способна кукла полюбить плюшевого медведя? Разве способна кукла полюбить?
А впрочем, и неважно всё это! Горизонт медленно, будто нехотя, светлел, и пора было возращаться, пока никто не проснулся.
Она легко соскользнула с подоконника, Барни спустился следом.
— Ну, куколка Гретта, спокойного утра тебе, приятных снов!
— И тебе того же, благодарю, — она поклонилась, придерживая платьице пальчиками. — До следующей ночи?
— До следующей ночи.
Дверца шкафа закрылась, и она поспешила к своей коробке.
Забралась в неё, прикрылась одеяльцем и закрыла глаза.
— До следующей ночи, Барни. Я буду ждать.
-
-
09.11.2013 в 18:33